«Не только счастливых концов не существует, концов вообще не существует»,- спасительная ложь для неудачников вроде меня. Все ещё с нами будет, а как же, мы же уууу! Будет, будет, будет, будет, будет…

Почти 2 года вместе прожили, что в масштабе 20, равно целой вечности. Казалось, никогда это не закончится, детей будем вместе растить, внуков, после 60ти ходить по побережью и петь про дол зеленый, йо-хо, никогда тебя не разлюблю, а вот смотришь ты, двух лет не прошло.

Он не ушел и не изменил, сама разлюбила.

Валяюсь теперь, как рыба, на берег выброшенная, пытаюсь вдохнуть мучительно, отличить свое от нашего, вытравить его из себя и уйти с гордо поднятой головой. Внутри что-то пищит тоненько: «Не уходи…Куда ты без него…» Предательская привычка.

А вдруг больше никто не полюбит? Вдруг и, правда, во всем белом свете нет никого лучше него? Вот номер-то будет, практическое руководство «Как просрать своё счастье»,

И вроде все правильно сделала, но как-то сразу стало серо, скучно и совершенно незачем просыпаться по утрам. 2 недели в одних джинсах ходила. Про сон отдельная песня, чертовски сложно, оказывается, уснуть одной, подушки неудобные, одеяло большое слишком, простынь жестка, раньше четырех не ложусь теперь, никогда такого не было, все время ругал меня шутливо, что засыпаю только голова до подушки вместо того, чтобы мурлыкать с ним. Вот оно как, оказывается, бывает.

Стены ещё, это самое противное, наверное, давят, закрывают небо, лишают воздуха, убивают, а ещё люди, люди!.. Злые, некрасивые, несчастные, плохо пахнущие, будто не люди, а монстры из боевика какого-нибудь. Раньше казалось, что здесь особенно много красивых людей. Черт, как же хочется вырваться отсюда, на простор, чтобы бежать, ехать часами, никого вокруг, только небо, и снег, все родное, кровь моя из того же эфира сделана, что и наше северное небо, исчезнуть, раствориться, чтобы стихия, простор, свобода!.. И он.

Неужели ошиблась?

Впрочем, есть последнее средство. Он рассказал давным-давно про волшебное место. Лес дремучий, непролазный почти, непонятно, как при нынешних ценах на землю в пригороде сохранился такой, тропинка аккуратная, мост через овраг, но нерукотворное все там, странное, дикое, будто бы травы сами расступаются, а мостом ветер дерево сделал или великан какой. В конце тропинки той колодец, заключенный в круг камней, как в фильмах про Средние века, бездонный колодец, страшно близко подойти и как будто дышит. Обжигающе холодно его дыхание.

«Это колодец историй, - сказал он тогда. – Ты можешь получить ответы на любые вопросы, просто бросив туда камень. Хочешь?» Испугалась я, прижалась к нему крепко, отвернулась. Он только плечами пожал, мол, не ожидал другого, но помни, что есть такое место. Крепко-накрепко запомни, пригодится когда-нибудь.

Кажется, сейчас самое время.

Не помню толком, как нашла дорогу, будто не было её, забытье какое-то смурное. В себя пришла уже у колодца. Что ж, так тому и быть. Зажмуриться, поежиться от могильного холода, вздохнуть глубоко, последняя затяжка, взвесить камень в руке. Ну, с Богом.

Раз, два, три…

Я не то чтобы много требую – сыр Дор Блю

Будет ужином; секс – любовью; а больно – съёжься.

Я не ведаю, чем закончится эта ложь вся;

Я не то чтоб уже серьезно тебя люблю –

Но мне нравится почему-то, как ты смеешься.



И чего меня понесло читать ему стихи? Вот ведь незадача: 3 утра, пепельница полна, вино выпито, чай, по-моему, кончился совсем, третий день почти не сплю, проект, конечно же, не успею сдать в срок, дай Бог, чтоб не уволили, у него, кажется, завтра важная встреча, а вот, смотри ж, сидит, слушает. Вникает. Улыбается. О чем-то своем думает, кто бы только знал, о чем?



Я не то чтоб тебе жена, но вот где-то в шесть

Говори со мной под шипение сигаретки.

Чтоб я думала, что не зря к тебе – бунты редки –

Я катаюсь туда-сюда по зеленой ветке,

Словно она большой стриптизерский шест.



Нет, у нас с ним даже любви нет, ничего у нас с ним нет, если честно. Друзья общие, да. Кусочки прошлого, разбитые надежды, курс параллелен, на одних граблях танцуем, вот и тянет друг к другу, будто магнитом.

Созваниваемся раз в месяц, разговариваем под кофе и сигаретку, что-то протяжное, блюзовое в любимой кофейне фоном играет. Он меня едва слушает, поправляет чуть слышно, словно для проформы, «дурочка ты моя маленькая», меня как-то сразу расслабляет, выносит, как будто он – папина футболка-ровесница, надеваешь её и сразу чувствуешь, что дома.

- Ты же знаешь, что гулять со мной можно только тогда, когда у тебя есть с собой GPRS-навигатор.

- GPS, ребенок.

Он умеет нежно поправлять твои волосы, брать за руку, целовать в висок так, что ток течет из его пальцев по всему телу, разряд смертелен.



Я не то чтобы ставлю все – тут у нас не ралли,

Хотя зрелищности б завидовал даже Гиннесс.

Не встреваю, под нос не тычу свою богинность –

Но хочу, чтоб давали больше, чем забирали;

Чтобы радовали – в конце концов, не пора ли.

Нас так мало еще, так робко – побереги нас.



Смотришь в глаза, ловишь на губах щекотинку, от которой страшно хочется поцеловать его, но пока нельзя. Ритуал наших встреч выверен до буковки, нельзя поцеловать раньше, чем завершится разговор, чем первая пауза образуется, первый мент родится, а то никакого разговора не получится, а в том, что курс параллелен не мешает лишний раз убедиться. Робко спросишь: «Как у тебя дела с Н? А с К?», убедишься, что по-прежнему, что этому уголку мира ничего не угрожает, разве что с Н. собирается пожениться, но он собирался и тогда, когда только познакомились, ерунда какая. Про то, что на месте Н. могла быть я, лучше не думать даже.



Я не то чтоб себя жалею, как малолетки,

Пузырем надувая жвачку своей печали.

Но мы стали куда циничнее, чем вначале –

Чем те детки, что насыпали в ладонь таблетки

И тихонько молились: «Только бы откачали».



Его голос ироничный, с вечной смешинкой все расставляет на места. Если в очередной раз оказываюсь в центре циклона, дедлайн там, очередное обрушение мира, потребность вызвать 911 для подруги, всегда звоню ему. Может, скажет что-то вроде «отстань, ребенка, я сплю», а все равно полегчает, раз есть на свете люди, которые говорят так, значит, конец света откладывается.

Когда сил уже нет терпеть, скручивает в бараний рог, я его целую. Вряд ли он отпустит меня после этого, поэтому расплачиваемся быстро, я каждый раз достаю кошелек, а он каждый раз хмурится, мол, обидеть хочешь, это тоже непременная часть ритуала. А дальше его или моя квартира, друзья или одиночество вдвоем, неукротимый хохот или едва сдерживаемые слезы, разговоры глаза в глаза или любовь. Эта часть ритуала варьируется постоянно, не то, чтобы мы боялись заскучать, наша жизнь слишком стихийна, чтобы из неё можно было без ущерба вырвать даже один вечер в месяц.



Я не то чтоб не сплю – да нет, всего где-то ночи с две.

Тысячи четвертого.

Я лунатик – сонаты Людвига.

Да хранит тебя Бог от боли, от зверя лютого,

От недоброго глаза и полевого лютика.



Сажает меня на колени, зарывается в волосы, целует, прижимает к себе и шепчет тихонько : «Ты – моё зарядное устройство… Знаешь, у любой техники так бывает, если её не заряжать долго, она перестанет работать, батарейка сядет, а если заряжать слишком часто, то со временем емкость батарейки уменьшится и она совсем перестанет работать. Вот и у нас также, вместе нельзя, но и по отдельности тоже никак. Яс тобой отдыхаю, расслабляюсь, перестаю ждать удара в спину, веревки из меня вить можешь... А так бы сломался давно под натиском обывательства».

Киваю.

Надо же, как красиво придумал, я бы так не смогла. Разумом понимаю, что прав, чертяка. К сожалению, кроме разума у меня и сердце есть. Впрочем, кто его спрашивает.

Он когда звонит, так и говорит : «Как дела? Не мешало бы подзарядиться, м?»

Всего один вечер в месяц.

Пару лет это тянется, вроде, не помню уже, как будто всю жизнь, не представляю, как раньше было без этих глаз, сильных рук, запаха пота, парфюма и табака, логики непостижимой, привычки рубить с плеча вечного «мы в ответе за тех, кого приручили». Нет, конечно, сначала у нас был роман, все как полагается, цветы, свидания, планы на будущее, поцелуи под луной и поездка на море. Потом как-то вдруг оказалось, что это слишком сложно, слишком много надо сломать и перевернуть для того, чтобы быть вместе. Ромеы и Джульетты вымерли как вид, остались только кости, на которых и паразитировали мы. Привычно. Без драм.

Зарядное устройство, надо же.



Иногда так и щиплет в горле от «я люблю тебя»,

Еле слышно произносимого – в одиночестве.



*Стихи - несравненная Vero4ka

- Не ходи туда, - говорит моя маленькая сестренка, - там темно и страшно. Там ежики ходут.



***



Они коллекционировали ежиков. Когда я первый раз пришла к ним в гости (а они тогда жили в четвером в двухкомнатной квартире. А что, все друзья, не тесно, весело и не надо никуда бегать вечерами, можно сразу после работы идти домой, где всегда есть кто-то родной), меня поразило обилие этих смешных существ, обитавших там. Большая полка на кухне с фигурками, несколько картинок, ежик на пледе, ежик на подушке, даже на зеркале в ванной ежик!

Одно из них так и звали – Еж. Я так и не узнала никогда, почему, то ли за острый язык, то ли за колючий характер, а может просто потому, что его имя начиналось на ту же букву.

По правде говоря, эти ребята развели дома настоящий зоопарк. Если сесть на кухне, закрыть на глаза и прислушаться, то легко можно было поверить в то, что ты случайно забрел в зоопарк, где все животные очеловечились. «Зая, где моя тушь?», «лисенок, мы завтра идем в кино?», «еж, сходи в магазин!», «коть, куда ты задевал мои носки?», «бельчонок, что у нас на ужин?» и ещё множество приятных глупостей. Меня прозвали кукушонком, потому что никто не мог вспомнить, как я первый раз оказалась у них дома, вот и решили, что подкинули, теперь надо воспитывать, на ноги поднимать, кормить, холить и лелеять. Впрочем, зая готовила так, что я совсем не против была откармливаться.

Той весной я уехала на полгода за границу, стажироваться. Провожали меня все четверо, смеялись много, обнимались, обещали писать каждую неделю длиннющие письма. Сетовали, что никто об их кукушонке не позаботится там. Семья…

Писали, конечно, всякую ерунду. А потом я сама замоталась так, что не было времени даже пару строчек набрать, но перед отъездом я купила в местной лавчонке смешную скульптуру: за одним столом, накрытым на пеньке, сидели ежик, зайчонок, котенок и лисенок… Семья.

Дверь мне открыла Зая, виновато улыбаясь. От ежиков не осталось и следа, сплошь коробки, все вверх дном перевернуто, сборы шли полным ходом – она уезжала через неделю, последняя из всех.

Что случилось? Да так, ерунда.

Лисенке показалось, что жизнь течет по разбитой тысячами поколений колее, она нашла себе новую работу, нового мужчину, разбила мою любимую тарелку и была такова. Я много позже узнала, что она сделала аборт, но не нашла в себе смелости признаться в этом остальным.

Еж решил доказать, что он настоящий мужчина. Делает карьеру, в свободное время спивается потихоньку.

Котя на пьянке по случаю очередной даты окончания школы затащила в постель девочка, которая в те лохматые времена была в него влюблена безумно. Он отверг её тогда, не то чтобы серьезное что-то сделав, так, отучив верить в людей. Отомстила, девочка, пусть и через 10 лет. Зая не простила сначала, но через пару недель затосковала. Решила поговорить, помириться, но сначала съездить развеяться в Северную столицу. Через месяц свадьба.

Ежиков раздаривали тем, кто любил наведываться в их уютный дом. Мне досталась целующаяся парочка, она до сих пор стоит у меня на книжной полке рядом с той самой фигуркой, которую я так и не решилась подарить Зае. Надгробный памятник тому счастливому времени и нашей большой семье.



***



- Нельзя к ежикам близко подходить, особенно ночью– продолжает сестренка. – Они знаешь какие, уууу!

«Наверное, смешно в 20 лет думать, что жить кончена и последний поезд ушел у тебя из-под носа только что. Умные люди говорили, что только в 20 лет так и думается, потом забывается, замыливается. Впрочем, веревка и мыло ещё не такие проблемы решают, да-с, моя прелесть. Ох, что это я. Друзья-то знакомые уже такие взрослые-врослые, отходят, не мешают, чтобы ненароком не задеть больное, думают о тебе где-то там, сжимают кулачки, говорят иногда, а ты остаешься один на один с бедой, которая никогда не приходит одна, как известно. О,люди, порождения крокодилов!

Хотя, какая уж тут беда. Ну, любовник бросил, ну, работы нет, ну, из института почти выгнали, ну кот убежал, ну, помереть хочется, ерунда, правда ведь? Вот и я говорю, ерунда, где тут мост подходящий, я бы с него вниз, а? И совсем ерунда будет, и повод выпить для сочувствующих организую…»

Идет, смотрит под ноги, маленькая, трогательная, в нелепой шапочке и сумкой с оторвавшейся ручкой подмышкой. Её сумка и добила, скорее всего, до этого казалось, что её можно жить, хоть как-то, шепталось под нос «это все черная полоса, пройдет, если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день», будем жить, мы все будем, а она тем более. Некому было пригреть, чаю горячего пронести: родители дома, в небольшом городке за Уралом, брат в столице, а она застряла в промозглом Питере, в городе-вампире, который замечательно умеет завлекать. Побежишь за красивым фасадом, влюбишься, потом будет лепить из тебя то, что ему угодно, всемогущему Медному Царю, крутить будет, пинать, выворачивать, выкашливать душу, а ты будь добра живи. Не маленькая уже, сама захотела, и вот вы с ним повенчаны, опутаны лентами каналов, удушены стенами дворцом, скованны мостами, а вместо свечей на вашем ужине романтическом – Ростральные колоны.

Кажется, это называется Стокгольмский синдром, когда жертва влюбляется в террориста, ненавидит его, но все равно не может уже отдельно. С чертовым Петербургом все то же самое, бесполезно втыкать пальцы в ладони, для твоих легких уже ядовит воздух чужих городов. Он крепко насадил тебя на крючок, сердце пронзил.

Стоит, облокотившись на парапет, курит и плачет. Беззвучно, даже плечи не дрожат, но горько. Самый страшный такой плач.

Мальчишки мимо бегут, гогочут, в руках у них истошно мяучат тряпки грязные. Хмурится девочка, окликает их.

- Котята у кошки родились месяц назад! Всех раздали, один остался, у него глаза разные, все боятся, никто не берет. Топить идем!

- Отдайте его мне, ребят? Я вам полтинник дам!

Пошептались пару минут, обе перспективы обещали приключения, впрочем, с полтинника побольше приключений будет. Сунули ей в руки царапующийся сверток, схватили мятую бумажку и были таковы. Она быстро скинула тряпки с котенка, их даже касаться противно было, прижала к себе дрожащего зверька, который, впрочем, тут же замурлыкал и заплакала уже по-настоящему… Потом вздохнула судорожно, расправила плечи, улыбнулась так кстати выглянувшему солнцу…

- Будем жить, котя? Буууудем!

Тот для поддержания разговора лизнул её во вкусно пахнущую щеку.

Надежда – глупое чувство.

…- вот тогда он допил вино залпом, обнял меня и предложил выйти за него замуж.

- Ура! Ты, конечно же, согласилась? – улыбаться с закушенной губой то ещё удовольсвтие, но она эту науку изучила в совершенстве за время наших с ним отношений.

- Конечно же, нет. Ты сама все знаешь, - говорю. А после этого встаю и ухожу, поезд скоро.

Я тогда последний раз с ней разговаривала, но никто ещё не знал, что все так повернется. Так всегда почему-то поворачивается там, где есть я. А я что? День за днем, год за годом, беги от всех, не привязывайся, дурочка, уходи огородами, скорее, торопись, завтра поезд, послезавтра самолет, извини, никак не могу, да, насовсем, как надоело, кто бы только знал… Не девочка уже, до тридцатника всего ничего осталось, а все также ни кола, ни двора, щепки одни, да лес порубленный. Пе-пе-ли-ще. Не больше года в одном городе, не больше полугода в одном доме, не больше двух лет – любое знакомства – основополагающие принципы жизни моей непутевой. Когда-то казалось, что это высшая степень свободы. А это больно, к слову, радуйся, если к чему-то привязан крепко-накрепко. Свобода – это нелюбовь.

Да нет, не жалуюсь, сначала, вообще, думала, что только так и можно жить, хохотала все время от чувства превосходства и от избытка силы. Приступы тоски случались, конечно, какой девчонке в 20 лет не хочется вечной любви, понятно, что при таком образе жизни на это рассчитывать не приходится. Только в последнее время все чаще и чаще такое, уставать стала, вот закончится моё время здесь, непременно поживу в Одессе, там море и люди… Да, угадал, люблю.

Почему не могу по-другому? Знаешь, когда мне 14 лет было, я гадалку встретила. Приехали на море отдохнуть, в горы пошли, а там хутор цыганский и она. Гадать мне стала.

- Ты, - говорит,- ведьма, девочка. Тебя чудеса ждут невиданные, земли далекие, молодость долгая, приключения немыслимые. Можешь и вечную жизнь себе выхлопотать, а то! Но просто так не получишь всего этого, испытание долгое тебя ждет. Хочешь знать, как жить надобно, чтобы сокровища Земли твоими стали?

У меня глаза загорелись, аж искры во все стороны полетели, прикуривать можно было. Посмотрела гадалка на это и дальше свое гнет.

- Знай, не будет тебе покоя отныне. Выбор вечный – вот твой удел. И успокоения возраст тебе не принесет, как обыкновенно, наоборот, чем старше станешь, тем труднее будет.

И рассказала мне, как надо жить. Вот уже 9 лет я следую её указаниям, слово в слово. А всего до 40 лет так жить придется, а дальше и начнутся обещанные чудеса. Она, конечно, в чем-то права, мне вот 27, а выгляжу как девчонка 17летняя, паспорт спрашивают прежде, чем в клуб пустить или сигареты продать, представляешь? Ноя все чаще думаю, может ну его ко всем чертям? Хорошо мне там. Люблю я его, сил не т никаких, никого так не любила.

Да-да, знаю про тоску по несбывшемуся, про наказание за презрение к чудесам тоже знаю. Все так живут, разве нет? Значит, и я смогу… Итак много на своем веку повидала. О, извини, телефон, это он, наверное, звонит. Волнуется.

- Мрр, да, я в поезде, попутчик хороший, чай пьем, разговариваем. Ты как? Ну, не скучай, я приеду скоро. Нет, я, правда, вернусь, не сбегу никуда, я же не Женя Лукашин. И больше никогда-никогда от тебя не уеду. Обещаю, конечно! Это последний раз, ну, правда, вернусь – начну новую жизнь. И я тебя.

А может это как-то совмещать можно. Ну, обустроить 2 дома в разных городах и жить приезжать в один дней на 5 в месяц, может, тоже считается… Ну, конечно, вру. Что?

Нет, не жалко.

Историю своего государства надо знать.

Что? Я зануда? В школе все учились, и ненавидеть историю, как и добрую половину школьного курса, таки научились?

А вот и зря, товарищи дорогие. Помимо патриотизма, образованности и прочих мыльных пузырей, которыми все равно когда-нибудь придется козырять, история России - потрясающий триллер, Голливуд нервно курит в коридоре. В последние 100 лет... Впрочем, почему 100?

А 19 век с его потрясающими интригами, с рассветом общественно мысли и литературы? У Стоппарда "Берег утопии" как раз про это, как всегда с необычной стороны, но не могу не признать, льстит немного, особенно про то, что литература может заменить собой Россию.

А 18 - век дворцовых переворот и Личностей с большой буквы? А 17 - век полнейшей неопределенности и полного разброда? А 16 - век Ивана Грозного?

Продолжать можно бесконечно, как оказалось.

Сейчас историю опять переписывают. Но пока процесс ещё идет, пока появляются белые вороны, вроде Фоменко и публицисты, которые, может, и врут, но врут талантливо и гораздо ближе к тексту, чем раньше. Истина всегда где-то рядом и на блюдечке с голубой каемочкой никто вам её не принесет.

Это я все к чему, собственно. Уже 3ий день существую в пространстве книги про Сталина. Вроде бы простое перечисление фактов, архивных документов, цитат, никак не проверишь, не совсем хрестоматийный взгляд, вроде как попытка объективности.

Затягивает. Даже через буквы на бумаге эта невероятная личность притягивает к себе.

Только один вопрос навязает на зубах "зачемзачемзачем", как-то даже сложно представить, что эти люди, в чем-то, безусловно, великие люди, верили в дело партии, Великую утопию, и сознательно не забегали за красные флажки. У волков были красные флажки, вы только вдумайтесь! Самые страшные убийцы верили в Идею, которая стоит жизней миллионов людей.

Все чудесатее и чудесатее дела твои, Господи.

Мы вот не верим уже, ни во что, нам под каким соусом не преподноси идею, все равно не пойдем за ним, на лекциях по марксизму (ну да, нам как будущим социологам все ещё пытаются преподавать марксизм), мы перекидывались самолетиками или тихо сжимали кулаки. После нескольких особо программных лекций я вылетала из аудитории раньше преподавателя, с трудом удерживаясь, чтобы не дать ему в морду. В конце концов, он не виноват в том, что 2 детеныша (свое главное произведение "Манифест коммунистической партии" они написали, когда Марксу было 30, а Энгельсу 28, к этому времени все основные идеи уже сформировались) придумали себе красивую сказку, потом омытую кровью миллионов.

И у меня не получается об этом сказать не шаблонно, но я чувствую.

Вот представьте только, вы живете спокойно, занавески светлые на кухне, чайник на плите, если вам и бывает когда голодно, то это только потому, что диета, есть после шести никак нельзя, а спать ложитесь не раньше 2х. Вы, в общем-то, вполне обычно живете, у вас полный дом книг, высшее образование у всей, или почти у всей, семьи, полный шкаф одежды, "нечего надеть" значит, что уже месяц не одной новой вещи, ай-ай-ай, летом непременно море, горы или дача в средней полосе, кому что по душе, можно и то, и другое, отчего же нет, на длинные выходные можно поехать в какой-нибудь город погулять, широка страна моя, однако, к весне красивые, яркие перчатки куплены, как раз под сумку, из такой тонкой кожи, что снимать вовсе не хочется, даже спать можно в них, а сапожки, ммм, раз в месяц, а то и чаще, театр, почти каждые выходные в кино, а ещё можно тайком сбежать с работы на пару часов и сходить одной на утренний сеанс, красота, вечером в четверг - любимая кофейня с подругой, во вторник была ещё одна, субботнее утро можно встретить в кафе с локально лучшим человеком на свете, потом косметичка, гости, разговоры до утра обо всем на свете...

Хорошо? А, в общем-то, вполне обычная жизнь, даже не столичная. Рядовая, почти среднестатистическая, мы вполне научились сладко жить, экономический рост стабилен и, в кои-то веке, заметен именно на бытовом уровне, а не в тяжелой или военной промышленности.

И вот, представьте, что в вашу уютную жизнь вдруг врываются какие-то люди. Они отключают центральное отопление, водопровод, отныне из крана идет только холодная, ржавая вода, они решают, что в вашей квартире слишком много места и вот уже с любовью подобранная посуда не моется неделями, на крахмальном постельном белье, стоимостью от 100 долларов за комплект спят не раздеваясь, а по новеньким полам ходят прямо в обуви...Им не нравится ваша несложная работа, пожалуй, вам стоит встать к станку, решают они. Да, и хлеб вы себе тоже растите сами с сегодняшнего дня. Никаких тебе разговоров на кухне - лишнее слово может стоить жизни, Страх - главное оружие любой диктатуры, друзей у вас тоже не должно быть. И книги, всенепременно, выкиньте, что вы, давайте их сожжем, это неправильные книги!..

Бесполезно кричать, просить и заламывать руки - машина сдвинулась, теперь есть Идея. Она сомнет все на своем пути, а затем пожрет сама себя.

Вот такой у меня барский взгляд на революцию.

И тем не менее, уже 3ю ночь снятся Вожди, их окружение, впечатавшися где-то на подкорку, советский быт, кадры из кинохроник, процессы, обрывки речей... Меня давно так не захватывала никакая литература, в России сюжеты выдумывать не надо, только успевай записывать!..

…и никто не может ответить на главный вопрос : «Зачем?»…

Почитала на досуге (досуг этот называется красивым и емким словом "сессия") серию "письм@ моих друзей". Понятно, что фи, детка, куда ты катишься, но родное же,блоггерское, никак нельзя было упустить, даже если совсем плохо. Все же явление, сколько уж лет, а внимание только сейчас обратили, что ж, и на том спасибо.

Вообще, 2006 знаковым для этой культуры получился, она сложилась и получила право на существование, тот же СУП или 4ое ноября, мелочь, а приятно. Но я не про то.

Самая прекрасная из серии, конечно же, Марта. Ну да, это и понятно, она, вообще, замечательная, тут и говорить нечего.

Катечкина хороша, но это не открытие.

Лара пронзительна, афористична и слишком многое понимает.

Остальное как-то не, впрочем, в оранжевой книжке о ненастоящей журналистке есть 5 замечательных историй про Феечку и Принца, уютных и теплых, под чай с лимоном очень вкусно.

Но я опять про другое хотела сказать, у меня с начала года мысли разбегаются, а слова тем более, не обращайте внимания, это я собой не в ладу. Там есть книжка некоего Радифа Кашапова (по фамилии уже понятно про что, ну). Она меня уничтожает совершенно, это все потому, что я не москвичка, тогда привыкла бы жить с этим ощущением, наверное. Или я просто перестану читать современников, когда эта часть моего социального статуса изменится.

Понимаете, он пишет про мой город (совсем недавний мой город, может, даже прошлого года, я по пейзажам сужу, у нас быстро все меняется), мой университет, мой факультет, вполне может быть, что с этими людьми я сталкиваюсь постоянно и улыбаюсь, понимаете, факультет-то небольшой и все друг друга немножечко знают, в лицо, по крайней мере, в официальной "университетской" жизни все участвовали вначале, непрошибаемо все равно потом становится. В его книге мой город – это Петербург Достоевского, знаете, враждебный город, где только пойти повеситься и остается, зато люди!..

Никак не могу привыкнуть к тому, что теми же маршрутами, что и ты ежедневного ходят непознаваемые, прекрасные люди, у которых внутри миллионы миров, а ты даже не знаешь, что они живут. А если об этом задуматься, будучи в Москве, то и вовсе убиться веником.

Пора прекращать читать блоги, а то эта мысль никак не умещается в моем сознании.



*кажется, так это называли давным-давно, когда компьютеры были большие

Самое здоровское - толкнуть в очередной раз плечом в плечо, буркнуть "понаехали тут!", а потом звонко расхохотаться. Только в Москве неитересно сейчас, так совсем нет льда и снега, а от такого толчка надо неприменно проехать чуть-чуть на скользкой подошве, провертеться, чтобы потом зацепиться за руку и получить положенный в таких случаях щелчок по носу.

Мы друг для друга всегда немного понаехали, мало того, что из разных миров, так ещё и не встречаемся на нейтральной территории, всегда на чьей-нибудь, то воюя за проход в скелетах палаток (это палатки-оборотни! Днем в них торгуют всякой всячиной, а с наступлением темноты они подкарауливают спещащих домой путников и так и норовят огреть их по голове, не ходите дети в Африку гулять), то смеясь над самым коротким метро в мире, то пытаюсь уронить друг друга в сугроб, хотя где нынче сугроб найдешь!

Рядовая такая магия - шутить над тем, над чем шутить нельзя. Расти от этого, не зацикливаться ни в коем случае, вверх, отмечая на стене синей шариковой ручкой цифры, которые, в общем-то и не сильно отличаются, но все-таки! А за каждые 5 сантиметров получать лишнюю порцию мороженного, сигарету и кофе в кофейне где-нибудь в районе Чистых прудов (а вот захотелось мне так!) или в одном из темных-темных переулков, которые ведут к улице имени того самого старого Е. Кстати, туда, дети, тоже не ходите гулять, там страшные зверьки водятся, они имеют дурацкую привычку выпрыгивать из подворотен на зазевавшихся пешеходов, их, вообще, никто не любит, уж помяните моё слово.

Время, конечно же, по старой привычке замрет где-то между вокзалом и последними городскими огнями и ещё долго, в самый последний момент перед сном будешь видеть одинокую девятиэтажку и елку в одном из её окон, автобусное депо или маленький продуктовый магазинчик, и отпустит не раньше, чем ткнешься носом куда попало и тысячу раз пожалеешь, что он не носит больших свитеров с горлом, в которых так уютно прятаться, потом засмеешься и выдохнешь.

И можно будет сколько угодно плечом в плечо, ворчать, спорить, корчить страшные рожи и даже игрушками кидаться, а что может быть страшнее?

Понаехали тут на свою голову.

Дорогой Санта! Сегодня 30тое декабря, я сижу на полу, слушаю самоубийственные песенки, думаю о третьем эльфике справа, тонкой душевной организации, о завтра и ещё о том, что поздно тебе писать, наверное, но я все-таки напишу, потому что у меня есть только одно желание, но очень важное, вот.

Никогда не поздно

Научи меня бояться. Я, конечно, понимаю, что глупо к тебе вот с таким лезть, но я даже собак уже почти нет, что уж говорить о высоте, лифтах, террористах и маньякАх, как говорил не помню кто. Только иногда дядю Буша или дядю Путина, а ещё общего курса российской внешней политики, но кто их не. А ты научи меня бояться простых совсем вещей: друзей.

Нет, не сжимать кулачки за них, когда они на трассе в жуткую погоду, на ковре у злого начальника или сдают зачет по дисциплине, которую совсем не посещали, научи меня по-настоящему бояться, что они уйдут и никогда не вернутся, дай мне смелости рожу Сашке набить, что ли, хотя кому это теперь поможет. Да и не дотянусь я до его рожи, во мне все те же самые 160 сантиметров росту, а в нем целых два. Научи меня ценить каждый поворот головы, каждое слово, вот это самое сегодняшнее "нет, ты 2 камертона. 2 голубоглазых хитрых камертона в маленьком визгливом рыжем рояле" или "у тебя нет нервов или барабанных перепонок?" и ещё много чего такого.

Пусть меня в детский дом возьмут, а, Санта? У них та-а-акой детский дом, улыбающиеся дети, елка, мандарины и мягкие ковры, а ещё по нему ходит маленький мальчик и раздает нам конфетки, может, я теряю что-то? Такие смешные, замечательные, правильные, надо чаще с детьми общаться, а мы дураки такие, что слов нет.

Тимур смеется открыто и правильно делает, остальные прыскают в кулачок и шепчутся, кто кого, не бери мою игрушку, девочка моя маленькая, ну да, он просто очередной идиот, а для тебя - самый-самый, ох, что уж тут сделаешь.

Распеваем с Тимуром на 2 голоса :" Лучши-и-и-ий мой подарочек - это ты-ы-ы-ы!!!"

- Знаешь, Тимур, - почти изрекает Сашка, впрочем, с его лицом и невозможно говорить по-другому.- В тебе умер великий музыкант. И воняет. Очень сильно воняет, Тимур.

Впрочем, когда Сашка начинает петь, я понимаю, что действительно воняет, именно поэтому когда поет Сашка, мы все нервно курим, прикасаемся к прекрасному, так сказать.

Дедушка незнакомый, пока мы покупаем фрукты, заводит диалог с Тимуром (он вообще, располагает к диалогу, у него с этим такие же проблемы, как у меня. Понимаете, если идет по улице 15 человек рядом, то дорогу или время спросят именно у меня, карма такая) и говорит что-то вроде: «Вы на студентов ещё похоже, но дите-то, зачем с собой водите?" и тыкает пальцем в меня. Они улыбаются и дают дитю конфетку и сигаретку, а чего ему ещё надо?

А когда придумывали конкурсы для детей, вспомнилось наконец-то, что такое нормальная рабочая атмосфера. Это когда холодильник мурлыкает, Сашка улыбается, Поля светится (это явления одного порядка, да, умиротворяющий фон, так сказать), Тимур с Теней дурачатся, Алсу самозабвенно говорит глупости, а я выдыхаю дым, и в голове складывается концепция. Деталька к детальке.

Как и сама жизнь.

Санта, ты ведь почти Бог, ну святой (у тебя есть житие?), сделай так, чтобы она почаще складывалась так в будущем году.

Сейчас Новый год - не более чем помеха. Почему, скажите мне, я должна в 2 раза больше времени тратить на дорогу из пункта А в пункт Б? Почему купить любимые сигареты - такая проблема? Почему тортик дитям и тот заранее надо покупать? А чего людей так много на улице и сеть уже немножечко висит?

Наш новый год все равно будет банальными необыкновенными посиделками, разве что в 12 часов ночи мы будем стоять под елочкой с хлопушками и бенгальскими огнями, ловить по радио выступление товарища президента и хохотать, потому что Тимур непременно хочет встретить наступающий (интересно, а куда он наступает?) год на улице, так сказать, быть ближе к народу, а как ребенку отказать?

Собираю рюкзак, пусть поезд только послезавтра вечером, но когда ещё? Санта, ты все ещё читаешь? Сделай так, пожалуйста, чтобы я всегда жила столь же безумно и вопрос "а когда ещё" возникал почаще. А ещё пусть девочка моя любимая наконец-то перестанет на меня дуться, у третьего эльфика справа все будет хорошо, Сашке треснут по мозгам без меня, масикам тоже, особенно левому полумасику, а правого таки научат говорить словами, хотя знаю, в индейцев в детстве тоже играла, но умение полезное, вот честное слово, зуб даю, а то и все 28. Ну и, конечно же, Солнце, пусть его жизнь склеится, наконец, а то все никак не, какой-то калейдоскоп, все вертишь его, вертишь, но никак нет цельной картинки, чего-то не хватает, вроде и незаметно, но так Кай внешне тоже не менялся, пока был в плену у Снежной королевы, а, однако ж. Вот его самое "чуть-чуть", которого ему не хватает, пусть появится, пусть кто-нибудь дернет тот рубильник, товарищ Огурцов застрянет в лифте и все будет хорошо.

Записывай, Санта, записывай, я ещё не всех вспомнила.

Пусть мы свалимся однажды на голову З. по означенному сценарию (ха, уже минус 4, это ведь будет значить, что мы ещё такие же живые и сумасшедшие, и мы все ещё не убили друг друга), пусть моя группа немножко подружится и немножко поумнеет, ведь какие никакие, а все же люди. Никакие, ну да это не в праздник будет сказано. Пусть товарищи "студенты философского факультета" таки решат свои трудности в личной жизни, а то сил никаких уже нет на них, я вроде нанималась в паршивые овцы, в развлекательный фактор, но не в няньки и не в жилетки, пусть поезда летают, а самолеты не падают, пусть все так же сияет, искрится, кружится, пусть, что ли, все будет с нами, и плохое, и хорошее, потому что без этого никак, тем более в юности, сталь должна закаляться, музыка литься, люди улыбаться, а лодка биться о скалы.

Санта, сделай ещё так, чтобы я почаще чувствовала себя гитарным соло, дымом сигареты прекрасных людей, смехом, страничкой в книге, что читаешь ты, правильным стихотворением, смыслом чужим, тем самым чуть-чуть, которое не костяк жизни, конечно, но приятная специя, без которой, пресно, скучно и все не так. Я буду виться между снежинок, щекотать чужие реснички, становиться бабочками в животе, зажигать огоньки огон, фар, гирлянд и глаз, я буду проводником между серостью и бытием, ими и тобой, смехом взахлеб и синевой под глазами, я буду, Санта, всем и ничем одновременно, вечно между и никогда ни с кем. Ты знаешь, мне всего 18, я неизлечимый графоман и мне кажется, что это самая лучшая роль.

Засим удаляюсь пить шампанское с мамой, кофе с эльфиком, вино с Солнцем и водку с Теней и Тимуром. Не поминай лихом, Санта!

Оказывается, во мне ещё живет маленькое беззащитное мещанское создание, которое любит традиционные праздники и совсем не верит, что без повода праздники тоже бывают, ничему-то его жизнь не учит. Оно тихонечко воет, когда с ними что-нибудь не складывается (а так ведь всегда бывает), ему хочется вешать на елку открытки, заворачивать подарки и открывать шампанское под звон курантов, хоть оно и знает, что куранты звонят каждый час,а звук отталкивается от мостовой, шевелится под языком и заставляет хохотать звонко только тогда, когда сам сломал пару каблуков на Красной площади, и тебя даже сводят туда в 12, на следущий же день, ты только пожелай, да потерпи, от шампанского ты пьянеешь больше, чем от водки и это вовсе не то приятное опьянение, которое рифмуется с объятьями, оно противное, тяжкое,надоедливое, мандарины можно купить даже летом, а елки тоже живые, нельзя их так безжалостно, а подарки без повода ещё приятнее,но ... Оно портит мне жизнь, гоняя уже десятый раз подряд одну и ту же жалостливую песню и пытаясь выбить слезу у большого и страшного меня, который знает, что иногда нужно и на уступки пойти, ради своего же собственного блага!..

Черт, ну.

Хочется праздника.